Алексей козлов и ян табачник, поддерживая друг друга, играли «ностальгию»
Алексей Козлов и ансамбль «Арсенал» (Большой зал Консерватории, 12 марта)
… Сначала в щели справа от сцены показалась перепачканная физиономия. «Призрак Консерватории» -- зашептали в зале. Тенью метнулась худощавая фигура, за ней другая. Призраки скользнули в партер и обернулись студентами «Консервы». По одному и стаями проникали они в зал через второй вход -- со стороны учебного корпуса -- и рассаживались на ступеньках.
Сидели: на полу, в проходах, по двое на приставных стульчиках, на перилах. Стояли: на цыпочках, в проходах, у двери в зал, за дверью, на улице, далее -- везде. В раздевалке вешалок на всех не хватило, верхнюю одежду многие держали в руках, отчего казалось, что концерт «Арсенала» приехал в гости к нефтяникам Сургута или на БАМ.
У Козлова много пьес-воспоминаний, пьес-посвящений. В джазе, как и в России, чтобы что-то сделать, нужно жить долго. «Воспоминания об Атлантиде» -- пьеса конца 70-х, плавная, тихозвучная, была написана, когда «Арсенал» только-только отказался от труб и тромбонов, превращаясь в камерный ансамбль. Джазовые вариации на тему причудливого отрывка в восточном духе -- из Второго концерта для фортепиано Рахманинова. Написана в период, когда Козлов тяготел к симфоничности джаза, к синтезу джаза и классики. Рахманинов и саксофон. Рахманинов и бас-гитара. Классик не был бы в обиде.
«Пролог». Пьеса Козлова постепенно набирала обороты за счет ритм-секции, саксофон повел остальные инструменты за собой, затем уступил место барабанам, потом вновь подхватил тему. Новый «Арсенал» -- это уже второе поколение музыкантов, профессионалы, которых «учили джазу», хотя научить ему невозможно. Может, поэтому в них чуть меньше интуитивного, чуть больше техники, отчего старые вещи звучали несколько лакированно, слишком аккуратно для джаза. Пьеса умершего в прошлом году джазового трубача Нета Эдерли -- «Рабочая песня»: ритмичная, местами даже с рок-н-ролльным душком. Изредка во время игры Козлов отходил в сторону, садился на стульчик в глубине сцены, легонько притопывал в такт музыке. В луче света лицо Козлова выглядело клюквенно-красным.
Вещь особо любимого Козловым Хораса Силвера, одного из основоположников стиля «фанки» -- подчеркнуто негритянские интонации, упрощенный, жесткий ритм и постоянно нагнетаемая экспрессия -- «Прогулка Джоди». Гангстерская, лукавая, игривая -- как походка местного хулигана. Следом -- пьеса памяти еще одного гиганта джаза Джона Колтрейна -- «Гигантские следы». Перед каждым произведением Козлов подробно рассказывал об авторе, стиле -- таким образом концерт трансформировался в лекцию, а Козлов -- в лектора, правда, нетипичного -- в красной бабочке, кожаном костюме. В очках и с «джазовой» сединой.
… Когда во время второго «биса» на сцене неожиданно появился Ян Табачник, все отметили, как они, в общем, похожи, -- два ветерана джаза. Табачник и Козлов вместе играли «Ностальгию» -- наверное, самую популярную вещь «Арсенала». Саксофон и аккордеон дышали в такт, словно пожилые люди, при ходьбе поддерживающие друг друга под локоть… Пора бы сбросить Яну Петровичу все общественные и эстрадные вериги и устроить в Киеве собственный джаз. И опять позвать Козлова, само собой.
276Читайте нас у Facebook
