Богдан Гаврилишин: "За свою жизнь я понял, что слушать важнее, чем говорить"
Когда в очередной раз слышишь чье-то предвзятое «в Украине нет интеллектуалов», первым делом в качестве контраргумента всплывает имя Богдана Гаврилишина. Бесспорно, он был одним из лучших представителей нашей страны на международной арене. Только перечень его достижений занял бы целую страницу. Один из основателей Всемирного экономического форума в Давосе, создатель украинского Международного института менеджмента и многолетний директор института швейцарского, «крестный отец» международной ассоциации студентов-экономистов в Украине и глава Наблюдательного совета Международного благотворительного фонда «Вiдродження». Доктор экономики Женевского университета, доктор права Йоркского университета и университета Альберты, а также нескольких украинских вузов. Кавалер Ордена Свободы. Пластун (украинский скаут). Настоящую славу ему принесла речь, произнесенная в 1979 году в Римском клубе, членом которого он был. Профессор тогда предсказал скорый распад Советского Союза и предложил уникальный путь развития для Украины. Гаврилишин не тратил сил на борьбу и противостояние, а сосредоточился на сотрудничестве и развитии. И до последнего дня оставался оптимистом и мечтателем.
Несмотря на то что большую часть жизни Богдан Дмитриевич прожил за пределами Украины (в Канаде, а потом в Швейцарии), с конца 1980-х годов он посвятил себя развитию украинского государства. Дни рождения и годовщину свадьбы предпочитал отмечать на родине. И даже серьезная болезнь не нарушила его план прилететь на 90-летие в Киев и собрать гостей со всего мира именно здесь. По драматическому стечению обстоятельств друзьям и родным, приехавшим 19 октября поздравить Богдана Дмитриевича, довелось стать свидетелями его похорон…
«Летом я прятался в стогу сена, а зимой — в стойле у соседей, о чем они не знали»
«Для советской власти мой отец, который всю жизнь много работал, был „куркулем“ и „врагом народа“, — писал Богдан Гаврилишин в книге „Залишаюсь українцем“. — Мы жили в постоянном страхе, что за нами придут и сошлют в Сибирь. Летом я прятался в стогу сена, а зимой — в стойле у соседей, о чем они не знали. Чтобы не замерзнуть, спал рядом с коровами. Однажды среди ночи я услышал дикий плач. Понял, что это пришли за соседями. Закрывал рот руками, чтобы самому не вскрикнуть от ужаса. Эта ночь запомнилась как один из самых болезненных моментов жизни. Утром я пошел в школу и „радостно“ пел на построении советские песни, а в душе горько плакал.
Моего старшего брата, Славка, который учился в гимназии во Львове, арестовали в 1940-м вместе с 58 другими юношами и девушками. Их пытали, заставляя признаться в том, чего они не совершали. Две трети по сфабрикованному решению суда расстреляли, остальных отправили на тяжелые работы. Только в 1993 году благодаря Евгению Марчуку, который нашел архивы, мне удалось узнать, что мой брат оказался во второй группе и умер в тяжелых условиях в 1944 году. Я узнал это в канун Рождества. Не хотелось своим настроением портить семье праздник. Но мое внутреннее напряжение было столь сильным, что вызвало болезнь — аритмию сердца».
— Мой дедушка никогда не оглядывался назад, всегда смотрел вперед и был смелым человеком, — говорит Анатолия Батрух, внучка Гаврилишина.
«Я был слишком юн, чтобы меня приняли в УПА, — признался как-то Богдан Гаврилишин. — Но один день на УПА я все же поработал. В июле 1944 года несколько немецких дивизий под Бродами окружили советские войска. Чтобы спасти своих солдат, немецкие генералы решили вместо них послать на смертельный бой дивизию „Галичина“. Тех, кто в том бою выжил, вывозили в Венгрию. Когда поезд остановился в Славском, мы с моим другом Володькой ходили по вагонам, якобы предлагая напитки, а на самом деле шепотом сообщали: „Если хотите присоединиться к УПА, выходите, идите налево, прячьтесь в лесу, а когда поезд уйдет, мы отведем вас к повстанцам“. Наша миссия была захватывающей, но плохо и быстро закончилась. Нас поймали немцы и отправили в трудовой лагерь. Это был год тяжелого труда, жесткой дисциплины, плохой еды и никакой надежды вплоть до 1945-го.
…Когда мы с товарищами услышали о приближении к лагерю советских войск, то решили бежать оттуда. Не хотелось снова, как это было в 1939 году, быть „освобожденными“ россиянами. Мы уже слышали, что последние несколько недель немецкие солдаты без раздумий расстреливали тех, кто вызывал у них подозрение. Но все равно сбежали. По пути увидели маленький домик. Он был пуст… Мы зашли и спрятались в подвале. Шепотом договорились остаться здесь хотя бы на ночь. Но очень боялись, что нас схватят немцы, а потому разработали план. На дороге мы нашли брошенную военную форму и пистолеты — видимо, их оставили дезертиры. Находку забрали с собой. И решили, что каждый из нас по очереди будет дежурить у двери, пока двое других (а всего нас было трое, мне — 18 лет) спят в подвале. И если солдаты начнут ломать двери, мы станем треугольником и одновременно по моей команде выстрелим друг в друга. Я должен был застрелить Ромку, он — Любка, а Любко — меня. Нам казалось, что это лучше, чем вернуться в Советский Союз или быть по-зверски убитыми немцами».
«Закрывался в кабинке общественного туалета и садился учиться»
— Это был человек, который все время чему-то учился, — таким запомнился Богдан Гаврилишин заместителю главы Администрации президента Дмитрию Шимкиву.
«В Германии после войны было около двух миллионов украинцев, и только 250 тысяч из них сумели закрепиться в Европе, Америке или Канаде, — вспоминал Гаврилишин. — Я очутился в Карлсфельде, в лагере для украинцев, которых не собирались репатриировать в СССР. Он состоял из нескольких бараков, в комнате жили 16 юношей. Здесь даже была гимназия, которую организовали для тех, кто не успел получить среднее образование до войны, но мечтал поступить в вузы в других странах. Я хотел поступить в университет, а потому сел учиться. Когда я говорю «сел», то употребляю это слово в прямом смысле. Я не мог учиться в комнате, где было 15 человек, кто-то постоянно входил-выходил, было очень шумно. Я шел в общественный туалет, в котором было несколько отдельных кабинок, закрывался в одной из них и садился учиться. Так я провел полных три недели… И сдал все экзамены на «отлично».
«…Я знал несколько слов по-английски, но привез с собой в Канаду немецко-английский словарь, а потому предложил своим 59 коллегам-лесорубам проводить каждый вечер уроки английского, — вспоминал Богдан Дмитриевич о своей первой работе на лесоповале в Канаде, куда он эмигрировал в 1947 году из Германии. — Лесорубы должны были платить мне по 10 центов за урок, что удваивало мой ежедневный заработок. В первый же день занятий я проснулся раньше других и выучил сорок английских слов. А потом в течение дня заставлял себя думать этими словами — и это была интеллектуальная пытка, хоть и очень полезная. Если я не знал, как слово произносится, то бежал к местным и спрашивал. Так каждое утро я учил сорок слов, а потом вечером преподавал их другим лесорубам. С каждым днем я чувствовал себя все более нормальным человеческим существом. И это ощущение, а не заработанные деньги, было для меня самой высокой наградой за усилия. За шесть месяцев я выучил английский. Не могу сказать того же о моих учениках, но они усвоили основы, что потом позволило им без труда устроиться на новую работу после окончания контракта с лесорубкой.
После лесорубства я работал барменом. И когда, наконец, поступил в университет, местная газета написала обо мне статью с заголовком «Лесоруб и беженец принят в университет Торонто!» Статью вырезали и повесили в заведении, где я работал. И я сразу ощутил преимущества своего положения — мне стали давать много чаевых. Потому что для эмигранта главное — трудолюбие, сильная воля и здоровые амбиции. Неожиданным стали слова одного из посетителей: «Молодец, Боб! Ты сделаешь что-то интересное в своей жизни! Посмотри на меня и мою жизнь. Я не могу ее изменить. Но ты можешь сделать что-то со своей жизнью, так сделай это для нас!»
— Не представляю себе мать с каким-то другим мужчиной, а отца — рядом с другой женщиной. Он — это логика и интеллект, а она — чувственность и интуиция. И они всегда по очереди за меня вступались: когда отец ругал — меня защищала мама, когда злилась мать — заступался отец, — рассказывает о Богдане и Лени Гаврилишиных их сын Лесь.
А сама Лени Гаврилишина вспоминает их знакомство так:
— Мы встретились в лагере пластунов. Я была в группе пластунок, и он нами руководил. Он был в скаутской униформе и белых рваных носках. И так мне стало его, бедного, тогда жаль! Я предложила починить носки…
«Мой друг был влюблен в Лени, но боялся с ней заговорить, — признавался спустя годы Богдан Гаврилишин. — И я подошел и сказал Лени, чтобы она была более милой с моим другом, потому что он очень хороший парень. Она резко отреагировала: «А какое тебе до этого дело?» И это так удивило меня, что я остановил на ней свой взгляд. Она понравилась мне. Но любовь пришла позже. Мы поженились сразу после второго курса моей учебы в университете. Мы были очень разными: она выросла в семейном коконе, а у меня был непростой жизненный опыт. Но мы любили друг друга, и все у нас получилось — отличная совместная жизнь длиной почти в 70 лет, трое детей и семеро внуков.
Когда в 70-х годах я после многолетнего перерыва попал в родное село Коропец, случилось чудо. Жена, приехавшая со мной, вышла из машины, вдохнула местный воздух и вдруг с удивлением произнесла: «Я належу цiй землi!» Она родилась в канадском городке, не знала сельской жизни, но внезапно ощутила себя дома там, где были ее корни».
«Нужно мечтать о великом, рисковать и ошибаться, но обязательно учиться на своих ошибках»
«Однажды в Аспене на семинаре для управленцев, где я был модератором, один из участников во время обеденного перерыва предложил: «Боб, пожалуйста, присоединяйтесь к нам!» За столом сидели профессор, лидер профсоюза и высокопоставленный чиновник. Тот, кто пригласил меня, спросил: «Вы еврей, Боб, не так ли?» Но я ответил с гордостью, что украинец. На что он сказал: «Странно. Вы, без сомнения, достаточно умны, чтобы быть евреем».
«…В Африке я понял, что лучший способ предсказать перспективы страны в границах 15-летней временной шкалы — это понимание того, на что надеются и о каком будущем для своей страны мечтают студенты-активисты, — признался в интервью Гаврилишин. — И уже в 2005 году пришел к выводу, что большинство украинских политиков не способны на реформы, так как являются пережитками старой системы. Поэтому решил не тратить время на советы президентам и министрам, а сосредоточить свою энергию на формировании новой элиты, не отягощенной советским наследием. Мы организовывали семинары для студентов, давали им гранты на учебу за границей, на обменные программы. Я стал активистом украинского скаутского движения… Новая генерация должна впитать такие принципы построения страны: полная политическая свобода, экономическое благосостояние, социальная справедливость — когда есть богатые, но нет бедных, а также забота о природе, а не ее эксплуатация…»
«…Как-то я услышал разговор между моим братом Миськом и мужем сестры Ярославом, — вспоминал Богдан Гаврилишин. — Мисько сказал: «Я жду от людей добрых вещей». Муж сестры ответил: «А я не жду от людей ничего доброго. И если кто-то что-то сделает для меня доброе, это будет приятной неожиданностью». Как я потом заметил, Миську за всю жизнь ни разу не пришлось разочароваться в людях, а Ярославу так ни разу и не повезло. Как и мой брат, я всегда верил в добро в людях. И поэтому люди старались оправдать мое доверие.
Принципы моей жизни во многом сформированы под влиянием брата Миська. А именно: вера в людей, уверенность в своих силах и возможностях (не знаю — научусь), понимание необходимости постоянно учиться, видеть, как живут другие (я побывал в более чем 70 странах мира). Отец тоже повлиял на меня. Он любил говорить: «Не Боги горшки обжигают», что означало, что я могу сделать все, что делают другие. «Мягко стелешь — хорошо спишь» — о том, что я сам определяю свою судьбу. И важное: «Неправдой мир пройдешь, но назад не вернешься».
За свою жизнь я понял, что слушать — важнее, чем говорить. Когда слушаешь, то можно узнать что-то новое. Но говорить важно, чтобы проверить свои идеи, побудить других изменить себя и делать полезные вещи. Необходимо рисковать и ошибаться, но обязательно учиться на своих ошибках. А прежде чем составлять бизнес-план, нужно мечтать. Мечтать о великом, а потом уже сосредотачивать свою энергию на конкретике…»
— Мы знакомы с Богданом Гаврилишиным со студенческой «революции на граните» 1990 года, — написал в «Фейсбуке» народный депутат предыдущих созывов Олесь Доний. — Мне никогда не приходилось его о чем-либо просить, он по собственной инициативе приглашал за границу, вводил в какие-то международные структуры. Он помогал сотням, если не тысячам молодых людей. Как-то я спросил его, над чем он сейчас работает. Ответ был: «Над Декларацией обязанностей человека». Это одна из гениальнейших идей, которую я слышал в жизни. Вдумайтесь: мы знаем и опираемся на Декларацию прав человека. Это декларация о том, на какие свободы мы можем рассчитывать. То есть о том, чем нас должен обеспечить кто-то другой. В свое время это был прорыв, но это направление потребительской психологии. Гаврилишин пришел к выводу, что не нам, а мы обязаны. И это не рабские обязанности подчиненного перед начальником, а человека, который научился мыслить. Обязанность не вредить природе, поддерживать тех, кто моложе или старше, нести добро в мир. И это не библейский запрет, а добровольное обязательство!
Фото из архива семьи Гаврилишиных и из открытых источников
Читайте нас у Facebook
