В период подготовки к съемкам «мастера и маргариты» режиссеру владимиру наумову приснилась елена сергеевна булгакова и сказала: «не волнуйтесь! Картина сниматься не будет»
В намерении экранизировать роман Булгакова признавался едва ли не каждый второй русский кинорежиссер. Но только у Элема Климова, Георгия Данелии, Геннадия Полоки, Владимира Наумова работа над «Мастером» продвинулась далее простых рассуждений -- пишет журнал «МК Бульвар». И лишь относительно малоизвестный Юрий Кара осуществил свое заветное желание. Увы, фильма так никто и не увидел…
Владимир Наумов: «Булгаков должен выбрать сам, кто будет снимать «Мастера»
-- Когда мы с Аловым снимали «Бег» (это была первая экранизация Булгакова в нашей стране), литературным консультантом у нас была Елена Сергеевна Булгакова, вдова писателя. Она была совершенно фантастическая женщина, потрясающая, красивая, несмотря на возраст, и такая… мистическая -- недаром Булгаков писал с нее Маргариту (мы в этом абсолютно уверены).
Она приходила на студию смотреть материал и потом говорила:
-- Сашечка и Володечка (это Алов и я)! Этот эпизод надо немножко переделать.
-- Ну как же так, Елена Сергеевна? Мы же вчера обсуждали… Все вроде нравилось…
-- Да, но Михал Афанасьич просил переделать.
А Михал Афанасьич-то давно уж умер!
Сначала мы подсмеивались над ее чудачествами, но потом вдруг поняли: Булгаков ей снится каждую ночь! И она ему все рассказывает.
Она существовала как бы в двух мирах -- реальном и фантастическом, в мире снов, воспоминаний, фантазий. Мы подолгу просиживали на ее крошечной кухне, окна которой выходили на купола маленькой старой церкви. Иногда она словно забывала про нас и сидела неподвижно, улыбаясь каким-то своим мыслям. Она умела создать причудливую, таинственную атмосферу булгаковского мира.
Иногда нам с Аловым казалось, что мы лично с ним знакомы и он только что вышел из дверей этой темной кухоньки. Как-то сказала: «Я единственный представитель Булгакова на Земле… » И, естественно, после такого заявления мы учли все ее замечания «оттуда». Причем все они оказались очень разумными и необычайно точными. Елена Сергеевна очень помогла нам во время съемок фильма. Именно она познакомила нас с Ксенией -- вдовой брата Михаила Афанасьевича, Николая, живущей во Франции… Когда мы снимали в Париже, Ксения прислала нам бывшего полковника царской армии, ныне шофера парижского такси, одного из тех, кого описал Булгаков в «Белой гвардии». Замечательный был персонаж, огромного роста, по фамилии Громов. Он нас бесплатно возил по Парижу со съемки и на съемку, выбирал с нами натуру…
По завершении монтажа мы пригласили Елену Сергеевну посмотреть уже готовый фильм. И на следующий день должны были обедать у нее дома. Мы с Аловым вышли ее провожать на центральную площадь «Мосфильма». И так случилось, что у нас с машиной возникли какие-то проблемы. Мы вызвали такси. Это был старый, облезлый, проржавевший автомобиль. Она села в эту машину с желтыми мутными стеклами, и такси тронулось…
Отъехав метров на тридцать, машина вдруг остановилась и задним ходом вернулась к нам. Как сейчас вижу: стекло медленно опустилось, и из этой мути появилось ее лицо. Она вдруг сказала:
-- Володечка! А почему у вас траурная рубашка?
-- Да вы что, Елена Сергеевна? Какая траурная? Просто черная -- Евтушенко привез из Америки и подарил. Просто черная рубашка.
-- Нет, траурная.
Закрыла окошко и уехала.
Это были последние слова, которые мы от нее слышали. На следующий день нам позвонили и сказали: обеда не будет. Елена Сергеевна умерла.
… А ведь именно она дала нам прочитать первый раз «Мастера» -- полное парижское издание. И мы обсуждали с ней вопрос о фильме. Насколько я знаю, многие режиссеры хотели снимать «Мастера и Маргариту»… Рязанов, Гайдай, Таланкин, Полока… Наверное, кто-то еще.
Прошло несколько лет. Началась перестройка. Климов был избран первым секретарем Союза. И получил право на постановку этой картины. Ермаш его поддержал.
Это было большое разочарование для нас. Мы были абсолютно уверены, что снимать будем мы…
Далее произошла странная, мистическая история. Как-то ночью раздается звонок в дверь. Первое, что я сделал, когда зажег лампу, -- посмотрел на часы, которые у меня всегда у изголовья. Ровно три часа ночи. Мой Агат -- доберман-пинчер, чемпион потрясающей красоты, молчит. Первая странность.
Я вскочил, побежал к двери открыть и с размаху ударился коленкой о мебель. Смотрю в дверной глазок: стоит Елена Сергеевна Булгакова в шубе, в которой я никогда ее не видел. Но ведь она умерла много лет назад… Я открываю дверь, смутно помню, что, видимо, это сон: «Елена Сергеевна, господи, заходите скорей». А сам не могу понять, что происходит. Провожу ее на кухню: «Я вам чаю дам, раздевайтесь». -- «Нет-нет, я на секундочку. Михал Афанасьич ждет внизу в такси».
Михал Афанасьич внизу? Полный бред!
Она садится на стул и говорит мне: «Не волнуйтесь! Картина сниматься не будет». Я не сразу понял, о чем она говорит. Наконец я начинаю понимать…
… А в это время полным ходом идет подготовительный период «Мастера и Маргариты» у Элема Климова. Огромная реклама, газеты сообщают о колоссальном бюджете, бесконечные интервью… Климов ведет переговоры в Америке… А она: «Картины не будет… »
Я провожаю ее, Елена Сергеевна садится в лифт, створки закрываются, и она уезжает…
Я вернулся в квартиру, лег и заснул. Утром просыпаюсь и думаю: «Ну ничего себе! Что-то нервы совсем расшатались».
Поехал на работу в полной уверенности, что это был сон. Вечером приезжаю домой, иду в душ, раздеваюсь… и вдруг вижу: на коленке, там, где я ударился ночью, -- огромный синяк. Значит, это не сон? Или сон? Не знаю!
Звоню своему приятелю и рассказываю эту историю. Он не верит: «Брось! Чепуха! В газетах сообщения -- начинаются съемки, отовсюду идут деньги, миллионы». Я говорю: «Запиши, что сказала Елена Сергеевна, через год проверим».
После этого еще несколько месяцев продолжался ажиотаж, рекламный бум проекта Климова. А потом все как-то развалилось, пропало…
Была еще одна мистическая история, совсем из другой оперы… Я довольно много и давно рисую. У меня огромное количество рисунков, посвященных роману «Мастер и Маргарита», -- около тысячи примерно.
И как-то меня попросили поучаствовать в выставке-аукционе в Союзе кинематографистов. Там выставлялись работы режиссеров, актеров, художников. Мне предложили отдать несколько рисунков, в том числе самый любимый набросок тушью Пилата. Я его сделал в течение двадцати секунд, не отрывая пера от бумаги. Я сказал, что не дам -- вдруг купят? А мне не хотелось расставаться с этим рисунком. Чтобы этого не случилось, мы решили поставить баснословную цену. Выставка открылась, прошел аукцион. Я там не был. Вдруг звонят из Союза: «Продали Пилата!»
-- Как?
-- Купили!
-- За эту огромную сумму?
-- Да!
Я был в шоке…
А произошло это так. На сцену Белого зала выносили картины прекрасных художников и режиссеров. И большие работы, маслом, в шикарных рамах, размер -- метр на полтора. Потом объявляют:
-- Наумов, «Пилат».
И выносят листочек, на котором даже не видно, что нарисовано, и называют сумму в двадцать раз больше. Зал от хохота упал. Все подумали, что это розыгрыш. И вдруг встает человек, идет по проходу, влезает на сцену, платит деньги, забирает из рук аукциониста Пилата и… уходит.
Я сразу понял, что это кто-то из моих старых приятелей из компании Воланда -- у меня с ними очень дружеские отношения. Конечно, не сам Воланд, он бы не унизился до такого шага, скорее посыльный, какой-нибудь неизвестный заместитель Коровьева. Высокий худой человек с впалыми щеками в сером свитере. Я попросил организаторов аукциона найти его:
-- Я дам ему еще десять рисунков бесплатно!
Но он бесследно исчез.
После этого случая я нарисовал не меньше ста Пилатов. Но так и не смог повторить тот рисунок -- ничего не получалось. Он мне очень нравился, тот проданный Пилат. Он был как бы мой приятель… Я уверен, что теперь он в коллекции Воланда.
Кстати, во ВГИКе, где мы с Аловым вели курс, на маленькой площадке наши студенты поставили «Мастера». Причем очень интересно. Будущий режиссер Пендраковский играл Коровьева, Лена Цыплакова -- Маргариту. Получился замечательный камерный спектакль.
… Конечно, вокруг этого произведения витает немало легенд. Хотя я вовсе не считаю, что роман неприкасаем и его нельзя экранизировать. Но… Булгаков должен выбрать сам. И он это сделает. Надеюсь, что всеобщее помешательство на сериалах не коснется этого романа.
Мне кажется, что пластические образы «Мастера и Маргариты» невозможно втиснуть в узкие рамки маленького телевизионного экрана. Представьте себе Джоконду на конфетном фантике. «Мастер и Маргарита» -- это для кино.
У телевидения совершенно другой масштаб, другие соотношения человека и экрана. Например, бал у Сатаны должен быть вселенским зрелищем. Что мы увидим на этом мини-экране? Сам смысл и суть романа расположены не только в характерах персонажей, напряжении сюжета и т. д. , но и в потрясающих пластических образах.
Писатель очень четко и кинематографически точно описывает зрелище. И оно предназначено именно для большого экрана. Если целостность и единство романа разрубить на отдельные части, можно повредить живую ткань, нервы, пронизывающие весь роман.
Впрочем, это мое мнение. Возможно, я ошибаюсь.
Я до такой степени люблю Булгакова и именно этот роман, что не могу быть объективным… Наверное, когда-нибудь кто-нибудь сделает этот фильм. Наверное, будут снимать много раз. Сейчас я бы уже не взялся за этот проект -- не так много физических сил. Я бы сейчас не рискнул. Прошло время… Не получилось, не судьба…
Юрий Кара: «Мою картину видело большое количество нужных людей, кроме съемочной группы и большинства артистов»
-- Сейчас запустилась новая версия Бортко. Деньги дало НТВ, конкретно Гусинский. И… где он сейчас? Факт остается фактом -- у всех, кто связан с этой вещью, начинаются неприятности. Причем крупные. Думаю, теперь начальнику НТВ долго не будет нравиться роман.
С другой стороны, эта ситуация стимулировала моих продюсеров, которые не выпускали картину, уж не знаю, по какой причине. Для меня это загадка -- за эти шесть лет она бы уже десять раз себя окупила… Нормального объяснения этому нет…
По договору мне должны копию, которую я мог бы представить на фестивалях… Если бы они были нормальные люди -- они бы это исполнили. Ведь нас приглашали в Канн… С другой стороны, у меня были амбиции -- работать с Голливудом вместе по моему космическому проекту. Люди просили показать мою картину именно для профессионального разговора.
Суд сказал: нужно исполнить. Продюсеры неделю соображали и потом принесли заявление, что потеряли. Это тонна пленки! По этому факту было заведено уголовное дело.
На самом деле копия эта мне не очень-то нужна. Просто надо было, чтобы фильм вышел. Таким образом я хотел показать его друзьям и родственникам. Ведь группа и большинство артистов его не видела.
А второй раз я подал иск о том, что продюсеры нарушили мое авторское право показа. И они принесли список, огромный лист -- мол, эти люди смотрели и смотрят. Там депутаты Госдумы, нужные чиновники, известные режиссеры, актеры. Кстати, Гафта продюсеры просто обманули. Моя авторская версия продолжается ровно столько же, сколько и «Титаник», -- три часа двадцать минут. Ему же показали «западную», двухчасовую версию, из которой выпало полфильма. Там нет живого дыхания… Когда Гафт об этом узнал -- просто кричал: меня подставили!
Так что картину видело большое количество нужных людей. Она стала такая элитарная -- ее показывают только тому, кому хотят. Ее видели и Абдулов, и Шахназаров, и все замы Лужкова, и Говорухин. Я, кстати, к нему обратился за помощью -- он сказал: «Ну, ты сам должен фильм выручать». Вот такая помощь от депутата Госдумы.
История с перемонтажом тоже странная. Его вроде заказали делать Квирикадзе -- он даже сценарий не смог написать… А собирался «отрезать» руки-ноги, нарушить всю структуру фильма. Но ведь я последний монтаж согласовывал с человеком, которому абсолютно доверял -- с Альфредом Шнитке. Он десять лет не писал музыку для фильмов, но посмотрел наш материал, ему понравилось, и он написал дивную музыку. Я ездил к нему в Гамбург, и мы говорили, в частности, о монтаже. Он посоветовал какие-то сцены убрать -- я их убрал.
По количеству народных артистов на метр пленки -- самый звездный состав. В романе 500 персонажей -- у нас больше 50. Мы немножко сократили. Но даже в крошечных ролях блистают бриллиантами и Спартак Мишулин, и Куравлев, и Шалевич, и Роман Ткачук. Никто не считал зазорным сняться даже в маленьких ролях. Евстигнеева я пригласил на Воланда (мы очень дружили последние годы)… Он согласился, но, к сожалению, не успел. Затем уже возникла кандидатура Гафта. А Абдулов себя просто некрасиво вел -- сначала прибежал: «Я хочу играть Коровьева!» Потом убежал: «Я не хочу играть Коровьева!» Мне кажется, Филиппенко в моем понимании как-то точнее его сыграл…
Конечно, обидно, что никто не помог. Я оцениваю все это стоически. Смирился с ситуацией. С тем, что работу режиссера мне не оплатили -- договор был, что у меня будут проценты с проката. Ради Булгакова я готов был бесплатно работать -- но не ради продюсеров, которые мне говорят: скажи спасибо, что тебе дали возможность снимать ради искусства. Я уже устал. Киноязык же стареет.
Мне уже все равно, выйдет картина или нет. Книжка лежала двадцать пять лет, пока не издали, -- может, и фильму придется столько же ждать. Может быть, их наследники выпустят…
Элем Климов: «Мы с братом перебулгачили Булгакова… »
-- Когда мы с братом делали сценарий, речь шла о том, что мы пишем «по мотивам романа» с полным уважением к автору. Так мы и работали -- долго, сложно… У нас с ним было по два высших образования -- получили третье. Столько всего прочли, узнали во время этой работы. И, естественно, очень волновались -- как люди, которых мы уважаем, оценят наш труд?
Дали почитать Алесю Адамовичу и литературоведу Игорю Виноградову. Виноградов приехал ко мне домой, и мы записали его мнение на магнитофон. Он начал так: «Вы переписали Булгакова на 85 процентов». Мы замерли. Пауза. Он добавляет: «Хорошо бы еще на пятнадцать». А Адамович жил на Патриарших прудах. Они с подругой пошли гулять там с видеокамерой, и он столько наговорил! Основная фраза была: «Ну, братцы Климовы! Булгакова перебулгачили!»
Почему не вышло? Потому что это так называемое «сверхзвуковое кино» -- то, которое еще нет. Попытка сделать невозможное. Этих технологий еще нет -- их надо разработать. А старого кино я уже наснимался… Требовались большие деньги. Тогда я их не нашел.
Феллини? Действительно, было. В 1973 году здесь снималась «Красная палатка». Мы задружились с продюсером Франком Кристальди и с Клавой Кардинале. И Франк сам мне предложил: Феллини увлекся романом и хочет снимать только древние главы. Он попросил его найти русского режиссера на современные съемки, который знает фактуру. Я, конечно, перепугался… Меня вызвали в «Госкино», говорят, так и так… Думай. Я отвечаю, что уже знаю и рискну. Но Кристальди уехал, и все это растаяло…
Вообще все попытки что-то сделать на эту тему кончались неудачей. Даже Тарковский не знал, как сделать кота. Я видел фильм Александра Петровича -- это памфлет про Солженицына. Он взял кусочек романа… Мне не понравилось. Видел Вайду, где все происходит на свалке, Иуда звонит по телефону-автомату и доносит на Христа. И потом ему 30 сребреников из автомата вываливаются… Польский сериал -- вообще катастрофа.
Георгий Данелия: «Я рад, что не снял… »
-- Я не смог бы снять эту вещь так, как она написана. Так, как она написана, ее снять невозможно. В свое время Орсон Уэллс снял по Кафке «Процесс». Но им был написан новый сценарий, и никаких претензий у зрителя не возникало. автором этой картины был уже Орсон Уэллс. Значит, надо было такую картину снять, чтобы все забыли о Булгакове.
Но! Есть вещи, которые в литературе звучат хорошо, а эквивалент на экране им найти довольно-таки трудно. Особенно это относится к вещам популярным. Из всех экранизаций Ильфа и Петрова самой удачной оказалась Гайдая -- потому что она очень далека от источника. Она была самая кассовая и собрала больше всего зрителей. Это были не «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова. Это были «Двенадцать стульев» Гайдая по мотивам Ильфа и Петрова. Они могли понравиться или нет. Но когда зрители приняли картину -- уже не имело значения, что думают критики.
Актеров я даже мысленно не прикидывал. Это не та вещь, где, имея одного актера, можно дальше запускаться в плавание. Например, у вас есть Остап Бендер -- можно снимать «Двенадцать стульев». А здесь -- даже если есть точный Мастер, еще нельзя снимать картину. Куда ведет роман? Как решать эту троицу? Бал? Кстати, бал Сатаны мне кажется самым неинтересным в этом романе, который делает такие неожиданные повороты.
Не жалею, что не снял «Мастера». Наоборот, очень рад. Так прожил свою жизнь, что ни разу не провалился. А тут бы -- точно…
1205Читайте нас у Facebook
