Константин райкин: «как артиста отец меня просто обожал! »
Ровно через год после нашумевшей премьеры в Москве «Ричарда III» привезли в столицу Украины. Константин Райкин, он же Ричард, собрав все возможные престижные премии за роль злодея, уже почивает на лаврах и устало обещает снять свою кандидатуру с очередной номинации на «Золотую маску».
Роль Ричарда III была заветной мечтой Райкина еще со студенчества. Одно время говорили, что ставить в «Сатириконе» эту пьесу будет знаменитый Петр Фоменко. Что-то не сложилось, и около года над режиссурой шекспировского спектакля трудился петербуржец Юрий Бутусов. В его интерпретации «Ричард III» не трагедия, а трагифарс. Да и злодейства в Райкине маловато. Даже несмотря на то что внешние атрибуты роли использованы на все сто. Безобразный горб на спине, плетью висящая рука и одна нога короче другой. В общем, чистый монстр. Украинская премьера «Ричарда III» состоялась при большом стечении театральной и околотеатральной публики. Райкина в столице любят. Просто он никогда не обманывает ожиданий…
«Играть отрицательные роли даже полезно»
- Честно говоря, по-моему, зритель уже привык видеть вас в ролях злодеев. Так что Ричардом III вы никого не удивили.
- О да! Ричард — настоящее средоточие зла, эдакий символ злодейства. Причем великий! Гений зла эпохи Возрождения! Я восхищаюсь его победным, гениальным даром злодейства.
- Похоже, вы в восторге от этого монстра.
- Я считаю, что играть отрицательные роли даже полезно. Просто надо к этому правильно относиться. Играть, находя в себе скверну, раздувая ее до размеров образа, а затем, исторгая, уходить тем самым от опасности. Это очистительный процесс. Реактивное движение. Ты делаешь из этого художественный образ, а сам двигаешься в противоположном направлении. Кстати, еще недавно Ричард III казался мне самым мерзким типом, которого приходилось играть. Но нет! Это не предел! В этом месяце мы выпускаем спектакль «Косметика врага», где мой герой — просто для Книги рекордов Гиннесса по части мерзости и ужасов. Это пьеса бельгийской писательницы Амелины Том, детектив, разыгранный между двумя мужчинами. Мой партнер — художественный руководитель Театра имени Пушкина Роман Козак. День играем на его площадке, день — на моей.
- Чего только не придумаешь ради успеха…
- Это здесь совершенно ни при чем! Хотя, я уверен, спектакль будет популярен, но отнюдь не поэтому. К тому же наши театры не нуждаются в особой рекламе.
- Неужели Марьина Роща, где находится ваш «Сатирикон», так популярна?
- Представьте себе! У нас просто нет выбора. Мы действительно находимся не в центре Москвы. Где-нибудь на Садовом кольце можно просто гуляя зайти в театр, посмотреть хреновый спектакль и настроение себе сильно не испортить. Потому что вокруг-то красиво, да и артисты знаменитые…
А ко мне, в Марьину Рощу, пока доберешься, простояв в пробках, проклиная все и купив билет за большие деньги, да еще и плохой спектакль смотреть!.. Меня же проклянут и больше не придут в «Сатирикон». Так что я просто обязан отблагодарить зрителя высоким качеством за то, что он ко мне пришел. Более того, постараться, чтобы он сделал это еще не раз…
- При этом, говорят, в «Сатириконе» чуть ли не самые дорогие билеты в Москве.
- На некоторые спектакли — да. Но у нас и самый профессиональный театр в Москве! Уверен, никто столько, как мы, не работает. Это не хвастливая лирика, поверьте. Даже судя по мелочам: в Москве нет ни одного театра, где явка в день спектакля обязательна за четыре часа до его начала! Добросовестнее театра нет. Ей-Богу, я очень трезво отношусь к себе и нашим успехам, но у нас таки действительно один из лучших театров Москвы. Более качественного репертуара ни у кого нет.
- В общем, сам себя не похвалишь… Расскажите лучше, когда вас вновь можно будет увидеть в кино.
- Не скоро. Я не снимаюсь, и все. Ну, может раз в пять или десять лет изменяю своему театру с кино. Но не чаще. Можно считать, что я верный супруг сцены. Мне гораздо интереснее театр. Так было всегда.
- А как же слава, деньги, которые проще заработать в кино?
- Я говорил про творческий интерес. Слава, деньги — замечательные вещи. Они, конечно, меня интересуют, но все-таки я сделал выбор. Просто стал взрослым. Сейчас, конечно, я уже не столь популярен, как раньше. Но это нормально. Меня устраивает угасание славы! Это меня не беспокоит, я интересуюсь вещами гораздо более серьезными — мастерством, художественными задачами.
«До прихода Олега Ефремова МХАТ был худшим театром в мире!»
- Но ведь и в кино их решают.
- Кино — гениальный вид искусства, но не совсем актерский. Оно гораздо больше обманывает зрителя, чем театр. Театр — это искусство актера на чистом сливочном масле. Тут сразу можно понять, хороший артист или дерьмо. Кино — технический вид искусства. Бездарный человек может выглядеть очень даже неплохо. И поди пойми, что за артист. А в театре ты как голенький. Весь твой организм — на полную катушку. Ты либо подчиняешь себе тысячный зал, либо нет. Вот это мне интересно.
- Неужели за последнее время не было ни одного заманчивого предложения сыграть в кино?
- Почему же? Мне часто что-то предлагают, но я всем отказываю. В списке тех, кому я отказал, кого только нет! Знаете, я, как колобок, — и от дедушки ушел, и от бабушки… Отказал даже великим Герману и Спилбергу. Думаю, я единственный, кто сразу сказал им «нет», даже не обсуждая материал.
- Круто! В вашем театре, наверное, об этом легенды ходят…
- Просто у многих моя философия. Наш театр не кузница славы, а кузница мастерства. Нам некогда задумываться о другом. Знаете, когда-то во МХАТе работали одни гении. Я помню этот театр еще до прихода туда Олега Николаевича Ефремова. И при этом это был самый худший театр в мире! Потому что не было головы. Хотя один великий артист стоял рядом с другим. Это как в футболе. Выигрывают сыгранные команды, а не команды звезд. Правда, есть исключения. «Ленком», безусловно…
- Вы «приложили руку» к тому, чтобы ваша дочь Полина стала актрисой?
- Она учится на II курсе Щукинского училища. Честно говоря, я не знаю, какая она актриса. Ни разу не видел ее на сцене.
-???
- Мало того. Думаю, не скоро увижу. Полина к этому и не стремится. У нее такие же со мной отношения, как были у меня с отцом. Папа впервые посмотрел меня на третьем году моей работы в театре «Современник». И я считаю, что это было совершенно правильно.
Полина высоко ценит свою самостоятельность. И я ее за это уважаю. Не подпускает меня к своим делам. И поступала сама. Во все театральные институты одновременно. Правда, срезалась в лучшем — Школе-студии МХАТ. Поступила в Щукинское, где в свое время учился и я. Как сложится ее актерская судьба, не знаю.
«Когда папа был чем-то недоволен, люди от ужаса падали в обморок»
- Вы довольны, что Полина пошла по вашим стопам?
- Она очень умная девочка. Поэтому я сильно сомневался, что ей надо быть артисткой. Ум у артистки не самое главное. Хотя с идиотками иметь дело на сцене очень трудно. Я все время говорил Полине: «Пойди лучше в театроведение. Там столько г… Ты хоть разбавишь… » Она замечательно пишет сочинения, с детства читает драматургию. Но нет! Захотела быть артисткой. Что ж, я понял, что в этом случае моя пьеса кончилась. И отошел за кулисы, потому что началась пьеса моего дитяти. У меня же лишь совещательный голос.
- Но в глубине души вы-то наверняка испытываете гордость за династию Райкиных.
- Не люблю таких пафосных выражений. У каждого из нас свое дело. Разве может кто-то продолжить дело моего отца? Нет. И мое тоже. Каждый сам за себя. К тому же это неправда, что артистов помнят и при их жизни, и после. Многие становятся просто легендами, а потом «рассасываются». Приходят живые артисты. А живой средний артист лучше, чем умерший гений. Надо всегда об этом помнить! В этом и трагизм, и прелесть нашей профессии.
- По-моему, это несправедливо по отношению к вашему гениальному отцу.
- Я время от времени веду с ним диалог. Конечно, я считаю его великим артистом! Он для меня не сатирик, а уникальный актер. А это… знаете ли, похлеще. У меня совершенно особое отношение к отцу. Он был для меня фантастическим артистом — по таланту, обаянию, энергии, мастерству. Просто явлением. Не обладал педагогическими способностями, не мог чему-то научить, но дал мне многое. Он воспитывал меня без назиданий, просто своим примером…
Правда, пару раз в жизни он поговорил со мной ТАКИМ тихим голосом, что я чуть не стал от ужаса заикой… Когда он бывал чем-то недоволен, начинал очень тихо вещать. Люди при этом просто падали в обморок. Он был Скорпионом, у него, когда хотел, была очень тяжелая энергия. И при этом, когда был в духе, умел абсолютно раскрепощать людей.
- Он ведь отдал вам «Сатирикон» еще при жизни?
- Да. Это театр его имени, который он мне передал. Конечно, театр сильно изменился, но мы это обсуждали и при жизни отца. Вели непростые разговоры о том, «как мы будем жить, когда тебя не будет». Папа благословил направление, по которому из эстрадного театр «Сатирикон» должен был превратиться в драматический. Думаю, он всем доволен. Я очень хорошо знаю папин вкус. По отношению ко мне у него были очень завышенные оценки. Я к себе отношусь гораздо сложнее. Как артист я ему страшно нравился. Он меня попросту обожал, души во мне не чаял! В этом смысле он был просто папа, а не профессионал. Поэтому я убежден, что происходящее у нас в театре ему бы нравилось. Ну… за мелкими исключениями.
Читайте нас в Facebook
