Актер ярослав гаврилюк: «любовь полищук, уезжая после съемок в «вавилоне xx», плакала и причитала: «как же я буду без вас, без украины… »
Заслуженный артист Украины Ярослав Гаврилюк -- один из ведущих актеров киевского Молодого театра. Он сыграл более 20 ролей в кино. За лучшую мужскую роль в фильме «Дударики» получил приз фестиваля «Молодость». Памятны его роли в фильмах «Вавилон XX» (Лукьян Соколюк), «Грачи» (Сашка Грач), «Душа з призначенням прекрасним» (Капнист) и других.
«Мне с детства внушали, что я должен стать врачом»
-- Каково быть всегда младшим братом: в жизни -- Ивана Гаврилюка, в фильме «Вавилон 2000» -- Леся Сердюка, в «Грачах» -- Леонида Филатова?
-- Мне посчастливилось общаться с известными актерами и режиссерами, для которых с подачи старшего брата я был не иначе как «малой». Двоюродный брат Иван познакомил меня с Иваном Миколайчуком. Когда я впервые его увидел, все внутри замерло, я впитывал его слова, жесты. Наверное, эта встреча расстроила планы моей мамы. Мне с детства внушали, что я должен стать врачом. Со второй попытки я поступил в медицинский институт, но после армии подал заявление в театральный. Наша семья жила в центре Львова, и мама со слезами на глазах показывала соседям телеграмму: «Ура, ура, я студент кинофакультета». У меня оказалась завидная фантазия. По мастерству актера нам приходилось постоянно сдавать этюды, я придумывал миниатюры без слов для всей группы. Например: я врач-стоматолог, заходит ко мне девушка -- подержал за коленку…
-- Не свою ли будущую жену, Людмилу Дементьеву, за коленку на этюдах держали?
-- Ее. Она была самой красивой девушкой в театральном. Любовь все соки из меня выжала, я стал таять на глазах. Миколайчуки и Гаврилюки приютили нас, как своих детей: Маричка и Мирослава подкармливали, а Иваны ненавязчиво предлагали переночевать. Миколайчук относился ко мне как к младшему брату. Как-то он заехал за мной в институт и сорвал с лекции по политэкономии на просмотр итальянского фильма, мол, книжку почитать сможешь и потом, а по пропуску в Дом кино не каждый день зовут. В темноте слышу шепот Миколайчука: «Це не художнє кiно, це кiно на букву «Г». Иногда думаю: зачем я в компании состоявшихся мужиков был нужен? После занятий заезжали за мной и ехали к Брондукову или Боре Савченко. Если Иванам привозили из Молдавии знатное вино, у них даже мысли не было выпить его в кругу семьи, обязательно звали друзей. Их жены дружили, сообща шили наряды, покупали подарки, помогали друг другу накрывать праздничные столы. Когда собирались вместе, непременно пели. Заводилами за столом были Маричка и Нина Матвиенко. На одном из дней рождения Миколайчука я познакомился с Володей Ивасюком. Поскольку до этого я видел его только со сцены, он мне показался несколько странным. Его состояние не вязалось с атмосферой праздника. Он что-то начинал рассказывать и на полуслове замолкал. Это было за полгода до того, как он оказался в петле. Возможно, он своими проблемами поделился с Миколайчуком, поскольку тот попросил, как только Володя начнет собираться, выйти с ним и посадить в такси. Помню, Ивасюк, слегка пошатываясь, подходит к лифту: «А ты чего со мной идешь, ступай назад». Когда я узнал о его трагической смерти, пытался выпытать причину у Ивана Васильевича. Услышал лишь: «В музыке он был откровенен до конца, в жизни -- нет».
-- Вы и при жизни называли Миколайчука по имени-отчеству?
-- И он на меня за это очень обижался. Ну не мог я по-другому. Безгранично уважал его не просто как старшего, а как человека, стоящего на несколько ступенек выше. «Ну хоч при дiвчатах не соромь, що я -- старий дядько?» Я обещал и снова давал промашку. «Ну, ти що, глухий чи дурний, тодi краще мовчи, якщо не можеш звати Iваном». Кстати, Миколайчук был очень обидчивым. Боря Брондуков любил подурачиться: переходя дорогу, вдруг как заорет: «Осторожно, машина!» Миколайчук терялся в таких случаях, выглядел, будто она его уже переехала. Обижался, по три дня не разговаривал. Как-то мы шли с женами на день рождения при полном параде, и вдруг Боря как в припадке падает и корчится на ступеньках в метро. Зная, что он любит паясничать, мы все равно испугались. За три минуты он собрал толпу и милицию, встал, отряхнулся: «Пошутить, что ли, нельзя?» Все дурацкую шутку Боре простили, а Миколайчук ворчал весь вечер. Он принимал только добрый, безобидный юмор. Мог долго вспоминать понравившийся анекдот, смаковать фразу.
«Из-за съемок в «Вавилоне XX» мне пришлось уволиться из театра»
-- Роль в «Вавилоне» он дал вам, начинающему актеру, по доброте душевной?
-- Сначала он отказал мне. Ведь не секрет, что все студенты кинофакультета мечтают попасть в штат Киностудии Довженко. «Ты хотел в Театр Заньковецкой, возвращайся во Львов и помни: хорошего актера и под землей найдут», -- сказал Миколайчук.
Мы с Людой поженились и играли вместе на сцене Львовского ТЮЗа. Очень хорошо помню тот день. 29 октября, День рождения Ленинского комсомола и день моего рождения. Премьера слабого и по сценарию и по режиссуре спектакля «А-ля Павел Корчагин на БАМе». Я в главной роли, прыгаю на условный поезд, в жутком, каком-то клиническом состоянии говорю что-то, а сам думаю, как бы в темноте головой не стукнуться о декорации. В антракте жена сказала, что в зале гости: брат, Миколайчук, Богдан Ступка. После премьеры, да еще идеологического спектакля, полагается встреча с критиками и работниками из Управления культуры за накрытым столом. А меня дома ждут дорогие гости. Появление дорогих людей в такой день -- уже подарок. Но самый большой подарок мне сделал Миколайчук. Он дал мне сценарий и предложил выбрать роль в «Вавилоне». За ночь я его прочел и размечтался о роли поэта, которого сыграл потом Толя Хостикоев, так на стуле и заснул. Наутро мы встретились в подземном кафе: нетесаный камень, дубовые столы, весь бомонд и я с Миколайчуком в предчувствии счастья. «Малий, будеш, як завжди, молодшим братом». А то, что мы с Сердюком не похожи, не беда, -- отцы у наших героев были разные.
Несмотря на телеграмму, главный режиссер меня не отпускал -- я был задействован в главных ролях в нескольких спектаклях. Пришлось уволиться из театра. На съемки я попал, когда по традиции уже разбили тарелку, после первого отснятого эпизода. Мало того, в этом эпизоде из-за моего отсутствия Лукьяна снимали на похоронах со спины, и играла его постриженная наспех сельская девушка. Я сильно волновался на пробах, но они вошли в фильм.
Миколайчук никак не мог подобрать актрису на главную женскую роль. Пробовались наши артистки, белорусские, приезжали из Молдавии, и все не то. Кто-то посоветовал пригласить солистку московского варьете Любу Полищук.
Мне запомнилась Люба в первый свой киношный вечер. Сидим за столом в гостиничном ресторанчике и обсуждаем завтрашний съемочный день. Вдруг слышим, кто-то всхлипывает. Все повернули головы в сторону Любы, а она еще больше смутилась и разрыдалась. Решили, что у нее что-то случилось или вспомнила что-то страшное. Она говорит: «Я не справлюсь с ролью… Я и в седле плохо держусь… » Миколайчук разговаривал с Любой так, будто в любви признавался, мол, мы вас полгода искали… Через пять минут возвращается Полищук из уборной, такой, какой ее привык видеть зритель: глаза горят, голова поднята, грудь вперед. Миколайчук тут же пригласил ее на танец. Наша творческая группа не дала ей даже присесть…
В Новоукраинке, где проходили съемки, был единственный магазинчик. В нем продавалось все: от спичек до телогреек, в нем я откопал двухтомник Пушкина, на тончайшей бумаге. Довольный приобретением, я поспешил поделиться с Иваном Васильевичем, а он с улыбкой: «Поздравляю, у Любы Полищук останется о тебе память, подпиши, у нее завтра день рождения». Не знаю, хранит ли она его. Я написал: «Любо, братцы, любо, Любе Полищук. Лукьян Соколюк». Недавно у Полищук в телеинтервью спросили, помнит ли она своего первого режиссера? Она расплакалась… Люба уезжала раньше. Провожали ее в костюмах в привокзальном ресторанчике. Миколайчук, боясь отпустить Любу в дорогу голодной, заказал все, что только было в меню. Полищук не могла есть, только причитала: «Боже, как же я буду скучать по вас, по Украине» и плакала.
«Иван Миколайчук радовался подаренным джинсам, как ребенок -- велосипеду»
-- Тогда, небось, жалко было дарить двухтомник Пушкина Любе Полищук?
-- Я тогда собирал библиотеку, купить что-то хорошее было очень сложно. Но это не значит, что я не люблю делать подарки. Как-то мама во Львове достала настоящие джинсы «Левис». На меня они были чуть коротковаты, и я прикинул, что Миколайчуку будут в самый раз. В день рождения Ивана Васильевича я в карманы этих джинсов засунул по пачке сигарет «Мальборо». Нужно было видеть лицо Миколайчука. Он радовался, как ребенок -- велосипеду. Убежал, примерил, вышел -- демонстративно закурил, пачку положил в карман белой тенниски, ногу выставил вперед. Это были первые фирменные джинсы, он носил их, пока не протер.
Наверное, самый большой подарок сделали ему ребята со «Свемы», привезя для съемок «Вавилона» пленку на два фильма. Часть пленки числилась как списанная, бракованная. За две тысячи рублей у какого-то грузина взяли напрокат фирменную мини-камеру. И у Миколайчука появилась возможность снять в те же сроки без дотаций материал на две серии. Наверху об этом узнали и спросили: «Как это понимать? Режиссеру дали деньги на один фильм, а он снимает два. И чем плоха наша камера?» И хоть фильм на Всесоюзном фестивале в 1979 году получил за режиссуру первое место, Иван мечтал из отснятого материала смонтировать вторую серию. Пришел в архив Госкино Украины, по бумагам материал числился, но найти его не удалось -- исчез бесследно.
-- Интересно, почему Ершов предложил вам роль младшего брата в «Грачах»? С Леонидом Филатовым вы внешне и вовсе не похожи.
-- Ершов был на просмотре фильма «Утро вечера мудренее». Рабочая тематика, я -- отрицательный герой, Сережа Иванов -- положительный. Из фильма на мой, и как оказалось, на взгляд Ершова, который был в худсовете, вырезали две удачные сцены. В одной из них я через толстое стекло жестами объясняюсь с дежурной сестрой в больнице. Сцена без слов понравилась Ершову. В «Грачах» Шурка эмоции выражает либо мимикой, либо вздрагивает и зевает. Он почувствовал, что я с этой ролью справлюсь.
Во время съемок мы постоянно обедали в ресторане Дома кино. У Кости, видимо была язва, он мог работать по двадцать четыре часа, но с перерывами для еды. За столом мы обычно обсуждали, как лучше отснять последующие эпизоды, а на десерт Ершов просил Леню почитать свои стихи. В сцене в ресторане, когда нам вот-вот наденут наручники, Ершов проглядел, что я ем отбивную, держа вилку в левой руке, а нож -- в правой. Подобное никак не вязалось с образом моего героя, которого воспитал брат-бандит. Ко всему, я обмакнул рот салфеткой и хорошенько вытер руки, прежде чем пригласить девушку на танец. Потом в течение всех съемок за столом он передразнивал меня, копируя, как я разрезаю отбивную… Филатов успокаивал его: «Перестань, Кот, у брата были деньги, они часто ходили в ресторан, там он научил младшего хорошим манерам. Не переживай, никто и не заметит».
-- У «старшего брата» Филатова вы научились еще чему-то, кроме хороших манер?
-- Леня -- импульсивный и думающий партнер. Если у нас не получалось обсудить заранее в деталях сцену, импровизировали. Он что-то затевал, а я верил и подхватывал, словно мы на самом деле братья. Неожиданным сюрпризом была для меня телеграмма от Лени на мой юбилей в прошлом году…
1546Читайте нас в Facebook
